Как часто что-нибудь мы сделавши худого,

Кладем вину в том на другого,

И как нередко говорят:

"Когда б не он, и в ум бы мне не впало!"

А ежели людей не стало,

Так уж лукавый виноват,

Хоть тут его совсем и не бывало.

Примеров тьма тому. Вот вам из них один.

В Восточной стороне какой-то был Брамин,

Хоть на словах и теплой веры,

Но не таков своим житьем

(Есть и в Браминах лицемеры);

Да это в сторону, а дело только в том,

Что в братстве он своем

Один был правила такого,

Другие ж все житья святого,

И, что всего ему тошней,

Начальник их был нраву прекрутого:

Так преступить никак устава ты не смей.

Однако ж мой Брамин не унывает.

Вот постный день, а он смекает,

Нельзя ли разрешить на сырное тайком?

Достал яйцо, полуночи дождался

И, свечку вздувши с огоньком,

На свечке печь яйцо принялся;

Ворочает его легонько у огня,

Не сводит глаз долой и мысленно глотает,

А про начальника, смеяся, рассуждает:

"Не уличишь же ты меня,

Длиннобородый мой приятель!

Яичко съем-таки я всласть".

Ан тут тихонько шасть

К Бармину в келью надзиратель

И, видя грех такой,

Ответу требует он грозно.

Улика налицо и запираться поздно!

"Прости, отец святой,

Прости мое ты прегрешенье! -

Так взмолится Брамин сквозь слез. -

И сам не знаю я, как впал во искушенье;

Ах, наустил меня проклятый бес!"

А тут бесенок из-за печки:

"Не стыдно ли, - кричит, - всегда клепать на нас!

Я сам лишь у тебя учился сей же час

И, право, вижу в первый раз,

Как яйца пекут на свечке".