Тини была самым крошечным существом, какое только можно себе представить. Даже обыкновенная восковая кукла могла бы пожалеть ее. Потому-то эту девочку и назвали Тини, желая подчеркнуть ее необычайную миниатюрность. Большого труда стоило бы вам всунуть в ее башмачок даже мизинец! И матери Тини приходилось вязать чулки для дочери самой, потому что никто не хотел за это браться.
Как видите, дорогие дети, прозвище «Тини» девочке было дано совершенно справедливо. Со временем ее настоящее имя забылось.

Я, например, его не знал никогда. Впрочем, для нашего рассказа это не имеет никакого значения, поскольку речь пойдет не об имени, а о характере Тини. Дело в том, что если имя этой девочки было маленьким, то тщеславие ее было огромным. Надо сказать, этим недостатком Тини была обязана своей матери, слишком увлекавшейся украшением дочери.
Нарядившись, Тини прохаживалась под окнами соседей, чтобы услышать их похвалы, а те по доброте душевной всякий раз восклицали:
— Ах, какая красавица! Ах, какие у нее глазки! А что за волосы — просто чудо!..

Тини принимала все это за чистую монету, и ее тщеславие со временем достигло ужасных размеров.
Не довольствуясь уже восхищением посторонних, девочка решила, что будет много лучше, если она станет любоваться собой сама.
В доме ее матери зеркала не имелось, и Тини ходила к пруду, поверхность которого была чиста и гладка, как стекло.
И вот, однажды, когда девочка с упоением глядела на свое отражение, до ее слуха долетели такие слова:
— Здравствуйте, Ваше Великое Тщеславие!

Тини подняла глаза и на противоположном берегу увидела красивую женщину с блестящими крыльями, а рядом с ней — уродливого карлика. Они весело смеялись и указывали пальцами в ее сторону.
— Вы, верно, находите себя истинным совершенством… не так ли? — сквозь смех спросила дама. — Вы в восхищении от себя!.. Но, малое создание, своей ножкой вы попираете вещи более прекрасные и совершенные, чем вы. Если станете и дальше так гордиться собой, то никогда не будете счастливы и сделаетесь всеобщим посмешищем…
Что ж, попробуем помочь вам исцелиться от чрезмерного самолюбия. Я дам вам пару крыльев. Всего на несколько часов. Но с их помощью — и на чужом примере — вы сможете убедиться, насколько это чувство пагубно.

Едва фея кончила говорить, как пораженная Тини почувствовала, что у нее за плечами начали расти крылья и поднимать ее над землей. И вот она полетела! Да так быстро, что даже сделалось страшно. Однако вскоре это новое ощущение ей стало нравиться.
Полетав в свое удовольствие, Тини сложила крылья и опустилась посреди диких цветов рядом с совой, по всей вероятности, прятавшейся от дневного света.
— Вы кто? — спросила та хриплым голосом, пытаясь разглядеть Тини и щурясь от яркого солнца.
— Я — маленькая девочка, мадам.
— О боже! Всего-навсего маленькая девочка! А я думала — птица… Ведь у вас, кажется, имеются крылья?
— Да, мадам. У меня есть крылья. Мне их дала одна добрая фея, чтобы я могла посмотреть белый свет.
— Ха-ха! — засмеялась сова. — «Посмотреть белый свет»!.. Зачем? Я, например, постоянно сижу в дупле дерева и, тем не менее, самой мудрой птицей считают именно меня!
— Да? — с любопытством спросила Тини. — Не могли бы вы, в таком случае, поделиться со мной своими знаниями?
— Ну что ж, — проговорила сова, прикрыв глаза, как бы силясь обнаружить собственную мудрость у себя в голове. — Я знаю не слишком много, и у меня вовсе нет желания стать учительницей, но одно мне известно точно. Это то, что я умна… ибо все с этим согласны. И я верю в это. Да и как не верить, если самые толковые люди на земле объявили меня символом мудрости?.. Так что будьте, как все остальные! Уверуйте в это и спокойно продолжайте путешествие! А я тем временем поищу свое дупло.

Сказав это и приняв умный вид, сова рассмеялась своей шутке.
— Какое глупое и надутое создание, — сказала Тини, глядя вслед удалявшейся скачками сове. — Ничего дельного я от нее не узнала…
Залетев в ближний лес, девочка увидела кенгуру, скакавшую с помощью своего громадного хвоста.
Неожиданно из заросшей камышом болотины появилась цапля и подошла к кенгуру.
Ха-ха!.. Это вы, госпожа прыгунья!.. Какой большой у вас хвост. Почему бы вам не носить его, кокетливо перекинув через плечо, вместо того чтобы пользоваться им, как третьей ногой? И какие у вас жалкие лапки!.. Я говорю о тех, что болтаются впереди.

— Глупая птица! — презрительно ответила кенгуру. — Как вы смеете критиковать совершенство и красоту моих форм, с которыми не сравнятся формы ни одного другого животного? Уже только мой хвост — образец совершенства! А мои передние лапки, так прекрасно мне служащие, настоящее чудо! Самая глупая из всех глупых птиц, ступайте к себе в болото и больше не показывайтесь мне на глаза со своими ходулями, которые вы называете ногами и на которых так смешно ходите! Они лишь подчеркивают ваше уродство! Если вы найдете достаточно воды, полюбуйтесь на свои тощие и немыслимые лапы, краснеющие сквозь перья, и признайте наконец неизмеримую разницу, существующую между вами и таким совершенным созданием, как я!
И, не дожидаясь ответа, кенгуру испустила какой-то странный крик и, сделав огромный скачок, скрылась за деревьями.
— Они стоят друг друга, — заметила Тини, когда улетела цапля. — Обеим ума хватает только на то, чтобы восхвалять себя и обзывать другого.

Тини вспорхнула и, немного полетав, села на раскидистое дерево, на одной из веток которого увидела великолепную малабарскую белку, гревшуюся на солнышке и грызшую орехи.
— Любопытно, — подумала Тини, — умеет ли она говорить? Скорее всего да… уж очень у нее смышленный вид.
Но тут из кустов вышла морская свинка. Она семенила своими маленькими лапками и принюхивалась, продвигаясь вперед с большой осторожностью.

Белка перестала грызть орехи и, желая привлечь к себе ее внимание, бросила вниз несколько скорлупок.
— Эй вы, смешное создание! — крикнула она свинке. — Куда держите путь? Как вас зовут?.. Не обижайтесь, но мне страшно интересно знать, что стало с вашим хвостом?
Морская свинка остановилась в полном недоумении, озираясь и пытаясь понять, где находится тот, кто так «вежливо» интересуется ее судьбой. Увидев наконец белку, она скромно проговорила:

— Ах, милочка, к счастью, — насколько я помню — у меня никогда не было такой гадости.
— Что вы хотите этим сказать? — заносчиво воскликнула белка, спрыгнув на землю.
— Я просто хочу сказать, — хладнокровно произнесла морская свинка, — что, если бы, как у вас, у меня имелась такая длинная и неудобная щетка, я бы просто умерла от горя. К этому мне хотелось бы добавить, что я, как мне кажется, находила бы ее очень опасной. В самом деле, вы, глупые орехоежки, были бы в гораздо большей безопасности, если бы, усмирив свое несносное тщеславие, перестали размахивать хвостами, выдавая тем самым себя охотникам!.. Так что ваши хвосты — ваша беда. Если бы они были короче, ваша жизнь была бы длиннее. Желаю вам, милочка, здравствовать и поменьше заноситься.
С этими словами морская свинка юркнула в норку, а белка вскочила на дерево и затаилась.

Тини полетела дальше. Ответ морской свинки поначалу ей показался неумным, но потом она нашла его довольно тонким и смешным.
Тут к девочке подлетел великолепный мотылек.
— Здравствуйте, дорогая, — с подчеркнутой любезностью обратился он к Тини. — Клянусь честью, я чуть было не оконфузился из-за вас! Сначала я принял вас за одну мою знакомую, но, увидав ваши толстые ноги и то, какая вы вообще нескладная, понял, что ошибся. Тем не менее я рад вам.
Давайте поболтаем о чем-нибудь… Только, умоляю, не наступите на меня своими толстыми ногами!

Совершенно не чувствуя себя польщенной столь дерзким приглашением, Тини собралась было ответить в таком же духе, как вдруг из-под листвы выползла улитка.
— О небо! Какая уродина! — воскликнул мотылек. — Несчастное создание… на всю жизнь оно обречено ползать по земле, таская на себе эту ужасную раковину!
— О ком это вы говорите, милый шутник? — спросила улитка. — Если ваша спина расписана всеми цветами радуги, то это еще не значит, что вы имеете право поносить такую личность, как я. Взгляните на себя, убогое творение! Ничего более уродливого, чем вы, я даже и не припомню! Не вам, живущему так мало, но слишком много для столь бесполезного создания… не вам жалеть меня! Нищее и бездомное существо, скитающееся по чужим углам, вы еще осмеливаетесь разговаривать с такой собственницей, как я, носящей повсюду свой дом с собой. Да как вы смеете? Лучше уж продолжайте свои шашни с цветами, которые так неосторожно привечают вас.
— Ничтожество! — воскликнул мотылек. — И секунды не останусь рядом с вами! Как бы мои крылышки не испачкались вашей противной слюной!

Попорхав еще немного вокруг, чтобы похвастаться раскраской крыльев, мотылек полетел к залитой солнцем прогалине.
День стоял жаркий. На раскаленном как угли песке Тини увидела большую черную черепаху. Та лежала совершенно неподвижно, и девочка решила, что она была мертва. Но тортилла чуть шевельнула головой, и Тини поняла, что была неправа. Она с любопытством разглядывала черепаху, когда неожиданно на землю упала длинная-предлинная тень. Девочка подняла голову и увидела, что тень принадлежала подходившему к ней жирафу.
— Привет, малышка! — сказал жираф. — Ты разглядываешь это жалкое создание, которое вполне могло бы быть камнем, на который оно так похоже. Сия глыба, по-моему, лежит на одном месте вот уже несколько месяцев. Конечно, нельзя требовать, чтобы все были такими красивыми и грациозными, как я, — продолжал жираф, вертя длинной шеей. — И все же невозможно не пожалеть это несчастное создание, эту безногую колоду, валяющуюся перед нами…

Черепаха снова пошевелила головой, подняла глаза и произнесла медленно и с чувством собственного достоинства:
— Послушайте, вы, несуразное и ненужное животное с длинными ногами и бесконечной шеей, живущее всего несколько лет. Как грустно слушать ваши разглагольствования о каком-то вашем превосходстве… Мои ноги, действительно, не слишком длинны. Зато я могу их спрятать, и никто не наступит мне на пальцы. Что до моей шеи, то она достаточно долга, чтобы видеть, что делается вокруг. Но она и достаточно коротка, чтобы я могла ее убрать при первой же опасности! А моя жизнь столь продолжительна, что я видела уже, по меньшей мере, дюжину поколений таких, как вы, чьи кости белеют среди песков пустыни. Так что пусть ваши длинные ноги уносят вас подале, чтобы ваше пустое тщеславие не оскорбляло моих глаз…

Для Тини с крыльями никакие расстояния не были страшны, и она полетела на другой, более прохладный, конец света. Девочка села на скалу рядом со старым пингвином, любовавшимся пенистыми волнами, разбивавшимися у его ног.
— Какой приятный свежий ветерок, — сказала Тини.
— Да, очень бодрящий, — подхватил пингвин и для пущей убедительности замахал своими маленькими крылышками, похожими на лоскутки кожи. — Это место, — продолжил он, — самое здоровое и приятное в мире.

— Да, да! — произнесла Тини, не зная, что ответить.
— Не теряйте времени зря, девочка! — крикнул орел с вершины ближнего утеса. — Не теряйте времени зря в плохой компании! Это животное — на половину птица, наполовину рыба. От каждого его слова разит морской водой. Это — позорище для великого птичьего рода. Во-первых, оно ходит, как человек. Во-вторых, вопреки его утверждениям, у него нет того, что оно именует крыльями. Вот я — Царь-птица. И я могу с вами поговорить, как подобает монархам. Летите сюда, ко мне, покуда у меня есть охота оказать вам царскую милость и побеседовать с вами несколько минут.
— Оставайтесь здесь, дитя мое, — сказал пингвин. — Возможно, я неуклюж и жалок на вид, как не очень по-царски заметил этот царь птиц. Но я честен в то время, как он позорит звание царя, будучи жуликом и грабителем. Эта бессовестная хищная птица то и дело проливает невинную кровь и от своей жестокости получает удовольствие.
— Да как ты смеешь! Ты, птица-рыба! — крикнул орел и, выпустив когти, ринулся на пингвина.

Но, уже знакомый с его мстительным характером, пингвин поспешил скрыться в волнах.
Покружившись над водой в напрасной надежде утолить жажду мести, разъяренный орел возвратился восвояси, так и не наказав пингвина за нанесенное его царскому достоинству оскорбление.
От грозных криков орла Тини сделалось не по себе, и она постаралась улететь как можно дальше от негостеприимных берегов и летела до тех пор, пока не очутилась на прекрасном лугу, покрытом мириадами цветов, своим ароматом наполнявших воздух. Великолепная лилия высоко поднимала свой белоснежный цветок, украшенный золотым пестиком. Тини с замиранием сердца любовалась ее изящными формами и королевской статью. Она подошла поближе и увидела на лепестках лилии блестевшие, словно драгоценные камни, капельки воды, готовые вот-вот соскользнуть вниз.

— Подойди, детка, — произнесла лилия. — Я рождена для восхищения. Самой судьбой мне предназначено доставлять наслаждение всякому, видящему меня.
Тини приблизилась и почтительно наклонилась к цветку, надеясь насладиться его волшебным ароматом, но вдруг отпрянула, почувствовав неприятный, горький запах, избавиться от которого ей удалось лишь понюхав сорванную тут же фиалку.
— Благодарю вас, милое дитя, — сказала фиалка, — за то, что вы мной не пренебрегли, и мне не пришлось себя расхваливать. Всегда поступайте таким образом. Не отвергайте скромных, находясь в компании великих и высокомерных. Вглядитесь в эту важную лилию. Ее внешний вид привлекает внимание и взгляд, но она не обладает истинными качествами, могущими закрепить в вас первое впечатление. Эти алмазы на ее листьях, сверкающие, словно капли росы, в действительности всего лишь слезы, проливаемые ею над своей никчемностью. Пустая величавость — бесполезный дар, не способный ни вызвать уважение, ни давать счастье…

Тини прижала фиалку к груди в знак благодарности за умный урок и продолжила путь. Пролетев еще немного, она попала в прекрасно возделанный сад, где увидела удивительно красивую кошку, блаженствовавшую на краю террасы в конце одной из аллей.
— Кис-кис-кис! — сказала Тини, подойдя к ней. — Добрый день!
— Здравствуйте! — ответила та. — Как поживаете? Поначалу я вас не заметила. Я дремала после бессонной ночи, проведенной на мышиной вечеринке.
— Правда? — удивилась Тини. — И вам было интересно?
— Мне — да! — лукаво подмигнула коша. — Но не мышам…
— Понимаю, понимаю, коварная киска, — проговорила девочка.
— Вы меня звали? — спросил откуда-то появившийся зайчонок.
— Тебя? — произнесла кошка, бросив на него презрительный взгляд. — Ты… киска?
— Вот именно! — процедил сквозь зубы косой. — Именно так называют меня в изысканном обществе.
— Да ты просто цыган, бродяга! — воскликнула кошка. — У тебя нет ничего от славной кошачьей породы! Где твой хвост, дружок? Ты — кошка! Ну, право, насмешил!..
— Хвост? — сказал заяц. — Фи! Да на что он мне нужен? Лучше посмотрите, какие у меня превосходные уши!.. Кстати, не могли бы вы показать свои?

Кошка не снизошла до ответа косому и принялась намываться.
— И вы еще осмеливаетесь со мной разговаривать! — тем временем продолжал заяц. — Со мной, с кем ищут встречи самые достойные лица в округе, со мной, лучшим украшением их столов! Как заправский помещик, я живу на широкую ногу в собственных владениях! А вы, короткоухий и Длиннохвостый лакей, питаетесь мышами и всем, что только можете поймать… А после смерти вы не годитесь ни на что! Из вас нельзя сделать ни одного более или менее известного блюда! Ха, ха, ха! Киска! Право же!.. Да вы просто обыкновенная мышеловка!
С этими словами заяц стукнул лапой по земле и поскакал прочь.

— Вот негодник, — проговорила кошка плаксивым голосом.
— Ква-ква! — неожиданно послышалось поблизости.
Тини пригляделась и на коме земли увидела лягушку, гревшуюся в лучах солнца. Пока девочка разглядывала ее, из воды показалась голова серебристой рыбы. Глаза ее сверкали.
— Эй, вы! Недостойное животное! — обратилась она к толстой квакушке. — Прекратите этот шум! Из-за вашего ужасного кваканья мои дети не могут уснуть!
— Что за вздор! — небрежно произнесла лягушка. — Если вы будете надоедать мне со своими детками, я вас всех выгоню из моего пруда!
— Из вашего пруда? — возмутилась гордая рыбина. — Ах вы, жалкое земноводное! Да он никогда не будет вашим уже потому одному, что вы здесь не сможете жить долго! Его вода слишком чиста для вас, мерзкое вы чудовище!
— Не злите меня, милая рыбка! — ответила лягушка. — Если бы вы были существом полноценным, то вышли бы из воды, и мы бы с вами побеседовали. Но вам не на чем стоять. И мне просто вас жаль. Вы — создание убогое и потому не достойны того, чтобы на вас обращало внимание лицо, живущее на собственной земле. Что до пруда, я согласна: он — ваш, поскольку в нем я лишь моюсь.

Не зная, что ответить на эту грубость, рыба молча опустилась на дно.
Тини полетела дальше и снова оказалась на морском берегу, где обнаружила краба, спешившего по каким-то своим неотложным делам. Вдруг одна из лапок животного наткнулась на препятствие, и краб опрокинулся на спину. Снова встав на ноги, он увидел, что причиной происшествия была устрица, вынесенная приливом на песок.
— Эй вы! Глупейшая из глупейших тварей! — крикнул краб. — Вы что? Не могли посторониться? Вы же видели, что я бежал! Из-за вас одна из моих клешней повредилась!

Устрица медленно раскрылась и сказала в ответ:
— Простите… вы — кто?
— Вы что… не видите, что перед вами стоит великолепный краб?
— Вижу! Вижу! — проговорила устрица. — Вижу: раковина! Одна из наших!
— Одна из ваших? — с возмущением переспросил краб. — Да как вы смеете равняться со мной? Мои клешни могут отрастать по нескольку раз! Мои глаза зорки! У меня прекрасный панцирь! Я — совершенно исключительное создание из рода членистоногих. Не то, что вы, жалкое существо, ничем не отличающееся от простого камня, от морской гальки и не способное перемещаться самостоятельно.
— Ха-ха-ха! — рассмеялась устрица. — Глупое, самовлюбленное создание! Да мне просто смешно!.. Несмотря на все ваше совершенство, вы ходите только боком, не умея передвигаться прямо! Ха-ха-ха!

Продолжая смеяться, устрица захлопнула раковину, а краб, не сказав ни слова в ответ, скрылся в воде.
Тини полетела прочь от моря и вскоре очутилась на поле, где увидела прекрасного кузнечика, чьи золотистые глаза так и сверкали в траве.
— Как поживаете, моя дорогая? — спросил он. — Рад вас видеть! Рад потому, что крот мне до смерти надоел.

С этими словами сверчок указал на крота, высунувшего нос из кучи земли, поднятой им совсем рядом.
— Вот видите, — продолжал сверчок, — вместо того, чтобы носить, как я, зеленую ливрею полей, прекрасно отделанную позолотой, это жалкое со здание живет под землей, ничем не интересуется, имеет угрюмый характер и поэтому совершенно не годится для компании! Ком земли да и только!

Если яркое платье и позолота — вещи полезные, то вы несомненно бесценны, — произнес крот. — Но поскольку вы не делаете ничего, кроме того, что без умолку стрекочете, я не могу сказать вам тех похвал, что вы явно ожидаете. Более того, я просто вынужден признать, что из нас двоих я стою больше, так как я поедаю червей и прочих насекомых, уничтожающих пшеницу и траву, в которой вы находите укрытие. Так что, хотя я и нахожусь как бы похороненным под землей, я весьма жив, если брать в расчет интересы других, и должен быть оценен в соответствии с оказываемыми им услугами.
— Вот еще случай, когда справедливость победила тщеславие, — подумала Тини, спеша покинуть соперников.
— Куда вы так торопитесь? — спросила маленькая голубенькая синичка, вертевшаяся на ветке.
— Я спешу увидеть как можно больше, потому что крылья у меня только до вечера.
— Крылья? Они только что у вас отвалились, — проговорила птица. — Так что скажите мне спасибо за то, что я уберегла вас от падения.
— Благодарю вас, птичка, — грустно произнесла Тини, увидев свои крылья на земле. — Как же я теперь доберусь до дому?
— Не бойтесь! Добрая фея вам поможет!.. Так что смелее! В путь!

Синица улетела, а к Тини, с трудом сдерживавшей слезы, подошел страус. Он шагал величественно и явно гордясь своими перьями.
— Девочка, — заговорил он, — не могли бы вы решить, кто из нас красивее? Я или то несчастное пернатое, что сидит на суку?
— Несчастное пернатое? Как бы не так! — возмутился тукан, щелкнув клювом, величиной равным ему самому. — Хотел бы я знать, существует ли еще где-нибудь на свете такая же глупая птица, как этот страус, чье тело сплошь покрыто перьями в то время, как ноги совершенно голы, чьи крылья своей красотой лишь дразнят его врагов и не могут спасти от беды… Воистину, мой превосходный клюв один стоит больше, чем весь этот страус!
— Подождем, что скажет девочка, — ответил тот.

Тини, на протяжении всего спора любовавшаяся страусом, едва сдержала смех, когда посмотрела на странный клюв тукана. Наконец она набралась мужества и сказала:
— Я думаю, что из вас двоих красивее вы, страус.
Возмущенный тукан улетел.

Страус, которому очень понравилось решение Тини, гордо взглянул на нее и произнес:
— Куда направляетесь, прекрасная девочка?
— Ах, — вздохнула Тини, — за тысячи миль… Я так далеко улетела от дома, что теперь боюсь, что уже никогда не увижу его.
— Так забирайтесь скорее мне на спину! — воскликнул страус и присел, помогая Тини. Когда она с полным комфортом расположилась между его крыльев, страус пустился бежать. Со скоростью ветра он мчался по долинам и холмам, через пески и реки. Достигши моря, он остановился: дальше бежать ему было просто невозможно!
— Что же мне теперь делать, добрый страус? — спросила Тини.
— Взгляните! Вон плывет прекрасная ракушка. Я почему-то уверен, что она послана за вами.

Танцуя на волнах, ракушка все ближе и ближе подплывала к берегу. Наконец она оказалась у ног Тини.
— Входите, детка, — пригласила она девочку. — Я вас довезу в целости и сохранности до противоположного берега, как мне приказала известная вам добрая волшебница.
Тини смело вошла в ракушку, и та, легко покачиваясь на волнах, к заходу солнца доставила ее прямо домой.
Ступив на берег, Тини пошла на свет, горевший в хижине ее матери. Она шла и с благодарностью думала о фее за то, что та помогла ей понять, что очень легко видеть недостатки других и, не замечая — собственных, считать себя совершенством.