Дело было весною. Вынесли бабы холсты белить.
— Ну, — говорят, — теперь надо смотреть да смотреть, как бы кто холстов не украл!
— У меня все будет цело! — стала похваляться одна старушка. — Кто к моим холстам только руку протянет, тот с места не встанет!
Похвальные речи завсегда гнилы; старуха-то выдавала себя за колдунью, а какая колдунья!
Вот разостлала она по полю холсты и уселась сторожить. Проходили мимо двое солдат и вздумали поживиться чужим добром.
— Слушай, товарищ! — говорит один. — Ты залезь в кусты, да смотри не зевай, а я пойду, стану с бабой лясы точить.
Сказано — сделано.
Подошел солдат к старухе:
— Здравствуй, бабушка!
— Здорово, батюшка! Куда тебя господь несет?
— Иду к начальству за тем, за сем, больше незачем.
— И-и, родимый, служба-то ваша куда мудрена!
— А я, бабушка, к тебе с запросом: вижу, ты — человек бывалый! Разреши-ка наш солдатский спор. Товарищи мои говорят, что в вашей стороне совсем не так звонят, как у нас; а я говорю, что все равно.
— Вестимо, все равно; небось и у вас колокола-то медные!
— То-то! Прозвони-ка, бабушка, по-вашему.
— По-нашему: тинь-тинь-тинь! дон-дон! тинь-тинь-тинь! дон-дон!
— Не много разницы! А у нас, бабушка, звонят пореже.
Солдат махнул товарищу рукою и зазвонил:
— Тини-тини, потягивай, тини-тини, потягивай!
Старуха и рот разинула; пока она слушала, другой солдат стянул холст — и был таков!
— Ну, служивый, — говорит старуха, а сама так и заливается со смеху, — звоны-то ваши куда чудны! Досыта насмеешься!
— А вот ужо — еще не так посмеешься! Прощай, бабушка!
— С богом, родимый!
Вечером стали бабы холсты считать: у старухи нет одного.
Правду сказал солдат.