Говоришь ты, кабоклинья,
Что, едва настанет ночь,
Чья-то тень вблизи стенает
Так, что вынести невмочь.
Но, чуть кто из дома выйдет,
Тень стремглав уходит прочь:
То ли оборотень бродит
По темнеющим полям?
То ль, не находя покоя,
Чей-то дух стенает там?
Вся семья твоя гадает,
Кто там бродит по ночам...
Сразу видно: вы недавно
Поселились здесь, у нас,
А иначе бы слыхали
Здешних стариков рассказ
О пещере, чья загадка
Скрыта от досужих глаз.
И пещера та, о коей
Мы ведем тут разговор,
Возле твоего же дома,
Через твой проходит двор...
Так послушай же легенду,
Что известна с давних пор.
Стариком одним, повстанцем, –
Он в былые времена
Здесь сражался за свободу –
Мне поведана она;
Может, кто иначе помнит,
Но, ручаюсь, суть верна.
В той таинственной пещере,
Где в тиши журчит родник,
Жили муж с женой, индейцы, –
Так рассказывал старик, –
Жили мирно, прославляя
Каждый час и каждый миг.
Но как начали испанцы
С португальцами сгонять
Пастухов с земель исконных, –
Сепе, касик, поднял рать.
И ушел, с женой простившись,
Муж с врагами воевать.
Но повстанцев разгромили,
В битве пал их вождь Сепе...
Горестно притихла селва,
Опечалились ипе,
Провожая вдаль индейцев
По глухой лесной тропе.
Умирал от ран индеец
И молил его к жене
Отнести скорей в пещеру:
Там, в прохладной тишине,
Средь нетесаного камня
Он почиет в смертном сне.
Отнесли его в пещеру:
Там, издав последний стон,
Под печальное журчанье
Родника скончался он,
И Пулкерией, женою,
Был в пещере погребен.
Времена те миновали,
И теперь вокруг живет
Не индейский, как когда-то,
А совсем другой народ,
Но Пулкерия в пещере
Бродит ночи напролет.
Разнеслась по всей округе
О Пулкерии молва;
Пастухи, бродяги, слуги
Подтвердят мои слова:
Стережет могилу мужа
Безутешная вдова.
Если ж у тебя доверья
К моему рассказу нет,
Ночью подойди к пещере
И, когда блеснет рассвет,
На песке сама увидишь
Индианки ясный след.
В детстве пастухи пугали
Индианкою меня:
Мол, прикладывали ухо
К камню, спешившись с коня,
И шаги вдовы слыхали
Даже среди бела дня.
Говорят, другой пещеры
В целом мире нет такой:
Но от стен ее могучих
Веет страхом и тоской...
Не смутил никто доселе
Мертвеца святой покой.
Днем вблизи пещеры ходят
Табуны. Пасется скот,
Пенье птичье проникает
Трелями под темный свод.
Из людей же к той пещере
И смельчак не подойдет...
А зимой, в ночи безмолвной,
Когда воздух сыр и мглист,
Раздается из пещеры
Заунывный страшный свист:
Улетают в страхе птицы,
Падает дрожащий лист...
За сподвижниками мужа
В ночь выходит, говорят,
Бедная вдова и бродит
Там, где бился их отряд...
Но, увы, где их отыщешь –
Павших двести лет назад?
А когда зима минует,
Лето разожжет костер
И расстелет по равнинам
Расцветающий ковер, –
В ночь безлунную Пулкерья
Вновь выходит на простор...
Ноготки рвет и люцерну,
Рвет чертополоха цвет:
Собирает она за ночь
Преогромнейший букет
И несет к могиле мужа
В час, когда блеснет рассвет.
На гулянье или в лавке
Слышать не пришлось тебе
О погибшем здесь индейце,
Что в неравной пал борьбе,
О Пулкерии, о вдовьей,
Горестной ее судьбе?..
Тень Пулкерии завидев,
Все в округе в тот же миг
Исчезают, опасаясь,
Чтоб их призрак не настиг.
По ночам не слышен даже
В пампе керу-керу крик...
Видишь свет, что из пещеры
Пробивается едва?
То у мужниной могилы
Вновь свечу зажгла вдова...
Двести лет уж, как погиб он,
А любовь ее жива.