1

Давным-давно, как гласит о том древняя персидская легенда, много-много веков назад явился в Иран и стал править страной некий властелин. Слыл он деспотом, безбожно жестокосердным, каких свет не видывал, и был порождением то ли знойных пустынь, то ли гнилых болот Ассирии.

Явился и стал царствовать. Свергнул с престола царя Джумшуда, расправился с мятежниками, потопил в крови ропот недовольства и взошел на трон при пособничестве кучки льстецов.

С того дня Иран уподобился огромному кошмарному аду. Везде и всюду кровь и трупы, море слез и скорби.

Отныне владыка страны и народа заявил о своей власти и над жизнью и смертью. Отныне не знали меры ни его прихоти, ни злодейства, ни низкие инстинкты. Иран, точно сиротливую ниву, растоптали, завалили кучей обломков.

Но вот что дальше было.

2

Не прошло и года со дня царствования деспота, как он нежданно-негаданно забеременел, и в родовых муках на его плечах появились два вишапа. То были омерзительные змеи, которые росли с каждой минутой, принимая обличье чудищ, фыркали-шипели да посвистывали, вселяя ужас и страх.

Деспот отныне стал неприкосновенной личностью. Два вишапа-телохранителя оберегали его особу.

Он никого больше не боялся и не сомневался, что его не посмеют свергнуть и не рискнут пренебречь его приказами.

Так оно и было. Если в каких-то людях и витал еще мятежный дух, то рождение вишапов укоротило им языки. Если жила еще надежда сбросить позорное ярмо, то телохранители подавили ее. Обездоленный народ сник, ушел в себя, стал приспосабливаться и смирился со своей участью.

Деспота нарекли Зохак - но почему, легенда о том умалчивает, - нарекли Аждаак Зохак.

3

Не по дням, а по часам и по минутам росли вишапы: головы - целые глыбы, пасти - с целую пропасть, когти - длиннющие, заостренные, туловища - извилистые и гибкие, и что в них было самое ужасное, так это бездонные и ненасытные желудки.

И вот приспела пора кормить вишапов, потому что они готовы были разделаться с деспотом, растерзать-заглотать весь царский двор.

Вишапов потчевали самой разнообразной растительной и животной пищей. Но они от всего отказывались и требовали только и только мозги.

Человеческих мозгов им хотелось, совсем еще свежих и трепещущих. Без этого они не могли жить. Ни к чему они больше не притрагивались и требовали себе только мозги.

Останься они без мозгов хотя бы день, загрызли бы друг друга, загубили бы трон деспота.

Вот почему Зохак с царедворцами жили одной заботой - где бы раздобыть мозги.

Никаких трудностей в этом они не испытывали. Страна была густо населена. Ловили десятками и сотнями юношей и на глазах у вишапов разбивали черепа, вынимали мозги и скармливали их ненасытным вишапам.

Так вот и властвовал над страной деспот Зохак с двумя телохранителями, прочной опорой своего трона - чудовищными вишапами. Народ вишапов тоже окрестил. Вишапа с правого плеча назвал Бивр, с левого - Бур. На каком это было языке - зендском или пехлевийском - поди разбери..

4

Случилось то, чему суждено было случиться. Вскоре чудищ окружила целая армия царедворцев: поставщиков, раскройщиков черепов, укротителей ропщущих, рубак языков у жалобщиков, умелых охотников на свежие мозги.

В отдаленные концы страны были разосланы ловкие гонцы, которые денно и нощно пеклись о том, чтобы доставить мозги всесильному Бивру и чревоугоднику Буру. Хлопотали, чтобы их накормить-насытить, ублажить-умаслить да народ тиранить и за спиной вишапов набивать собственное брюхо.

Так и бывает обычно: где болото, там лягушки заводятся, тьма-тьмущая всяких гадов.

Мозги стали отныне самой лакомой пищей, поел - и сразу прибавил в весе. Выискивать мозги да разбивать черепа - вот он предел мечтаний, вот единственная забава всего царского двора и его приспешников, от господ до слуг.

Отныне ни один молодой человек в необъятном цветущем Иране не знал покоя. Рано или поздно наступал черед каждого, и росли горы черепов, и обоих вишапов кормили лакомыми кусками мозгов, а объедками наедались овишапившиеся царские приспешники.

Правда, были и строптивые, как гласит легенда, и они пытались заморить голодом Бивра и Бура и тем самым сломить их. Они нападали на ставленников вишапов, убивали их; погубили-убрали одного, второго, но не перевелись ни жестокие палачи, ни их приспешники. Убитых заменили новички, более безжалостные и более жадные.

Впоследствии, гласит та же легенда, приложив большие усилия, заговорщики нанесли несколько ударов Бивру. избили Бура. Но Бивра это только обозлило, и он потребовал больше мозгов. У Бура же от побоев разгорелся аппетит, и его потянуло к самым свежим мозгам…

5

Бесконечно долго изнывал так горемычный Иран, став пищей двух вишапов, жертвой прихотей чудовищного Зохака.

От соленой пустыни до берегов Белого моря (персидское название Каспийского моря) не нашлось бы дома, не досягаемого для кровожадного тирана или бесчинствующих приспешников вишапов.

Сыну иранца со дня его рождения надевали на шею опознавательное кольцо, что означало, не сегодня-завтра его мозг пойдет в пищу Бивра или Бура.

Но вот в один прекрасный день - неизвестно когда и как? - невыносимые страдания вылились в глухое недовольство.

Безропотная овечка превращалась в льва и, выставив когти, с ревом сотрясала страну. Протест против двух вишапов, порожденный людскими мучениями, раздавался все громче.

Со дня на день должны были схватиться два непримиримых врага.

Правда, одни отнеслись к своему положению, как к персту судьбы, и смиренно приспосабливались, другие же, забрав жен и детей, спасались бегством, и в глуши лесов то тут, то там, стали вспыхивать искры, и язычки огоньков потянулись друг к другу.

Разгораясь с новой силой, яркие искры разлетались по всем уголкам, охватили всю страну.

Где-то возникали волнения, где-то слышались горькие жалобы, где-то вспыхивал яростный протест, пробуждалась робкая надежда обрести свободу - и это открывало жертвам новые горизонты, утешало измученные сердца, зарождало в них веру.

Но какой толк от разрозненных, разбросанных там и сям искорок, от их вспышек в безбрежном поле острых и крепких колючек, пустивших вековые корни?

Подпалить колючки или поджечь каждую из них - не в этом спасение. Надо все искры собрать воедино, чтобы получились большие снопы, разящие яростно и молниеносно, чтобы пламя полыхало по необъятному полю колючек, выжигая и испепеляя их. Великое зло надо изживать на корню, уничтожать бесследно и навсегда.

Точно так высушивают гнилое болото, очищая воду от мерзких гадов.

Точно так поджигают сорняки одичалого поля, вырывают с корнем разросшиеся колючки.

Так же с помощью порабощенного народа сокрушают, стирают с лица земли разнузданных деспотов.

6

В то время, как весь Иран маялся-изнывал, был взбудоражен волнениями, в то время, как лилась кровь и росло недовольство, в дремучие прибрежные леса еще только начала просачиваться весть о Зохаке и двух вишапах.

Там, в густых суровых лесах, проживал маленький трудолюбивый народ.

То была кучка мастеров на все руки - медников, жестянщиков, угольщиков, кузнецов, и среди них жил прославленный кузнец Фрейдун.

Мастера Фрейдуна простые люди Ирана знали хорошо. Хотя и многие годы проработал он кузнецом, но в нем еще кипела сила.

От ударов его молота гудела наковальня, вздрагивал лес. Был он искусным и многоопытным мастером, крепким да двужильным.

Мастер Фрейдун был любимцем тружеников, их советчиком и покровителем. Мастер Фрейдун был их наставником и отцом.

Засучив рукава, с веселой песней на устах раздувал он горн, ковал железо в кузнице, всегда окруженный семью сыновьями. Землекопам он поставлял лопаты, дровосекам - острые топоры, охотникам - колющие дротики и бердыши.

Он чувствовал себя счастливым у своего горна, с молотом в руках, подле славных сыновей. Дюжие молодцы, они, как и отец, могучими руками скручивали сталь, сгибали железо, ковали плуги да лемехи для трудового люда.

Щупальца Зохака еще не проникли в тот лес, не всколыхнули покоя людей. Бивр и Бур, казалось, о них и слыхом не слыхивали. Посыльные и приспешники вишапов и те до сих пор сюда носа не казали.

Мастер Фрейдун понаслышке знал о вишапах. Знал и то, что Иран у деспота в ежовых рукавицах и что его вишапы охотятся за свежими мозгами.

Знал мастер об этих слухах, но не верил россказням невежественных и трусливых равнинных жителей, выдумавших глупую небылицу.

Не думал, не гадал старый Фрейдун, что когда-нибудь он или его сородичи, умелые мастера, окажутся во власти двух вишапов и чудища Зохака.

Не думал, не гадал, что не сегодня-завтра придет и их черед, что любимые сыновья станут пищей двух вишапов, осиротеет лес, замрут удары молота в кузнице, смолкнут песни, и все вокруг превратится в развалины и пепелище, огласится душераздирающими стенаниями. Но ничего не ускользало от взора посыльных Бивра и Бура. Дошла очередь и до леса.

Однажды летним днем вооруженный отряд охотников за мозгами объявился в лесу и первым делом свернул прямо к кузнице Фрейдуна.

7

Обомлел старик, выронил молот из рук, когда узнал о требованиях Бивра и Бура, когда услышал указ чудовищного Зохака.

Суров был указ, суров и безоговорочен. Мастеровому люду надлежало без промедления сдать двадцать свежих мозгов, и первой должна была быть голова старшего сына Фрейдуна.

Отложил старик молот, посмотрел в глаза палачам.

Неужели это правда? Змеи-чудища, стало быть, существовали, стало быть, в страну цепкой хваткой впились когти деспота Зохака, а сыновей Фрейдуна вместе с остальными уводят, чтобы перед вишапами размозжить черепа и наполнить их ненасытную утробу мозгами?

Ставленники вишапов не стали долго медлить, повалили на землю старшего сына Фрейдуна, заковали в цепи. Порыскав тут и там, отобрали двадцать храбрых юношей, связали их и под плач и причитания ускакали, увезли их с собой…

Увезти-то увезли, но что после себя в лесу оставили, немудрено догадаться. Плач и причитания, скорбь и отчаяние. Не слышно было веселых песен, не отзывался больше лес на удары молота, застыла, притихла жизнь Оплакали люди свои и чужие потери, а потом собрались вокруг Фрейдуна спросить совета.

Но убитый горем кузнец понурил голову да потупил взгляд, руки повисли, как плети, ноги подкосились, и он сидел опустошенный перед своим горном. Подавлены были и шестеро сыновей, не в силах были ни плакать, ни сокрушаться.

Кузнечные меха обмякли, дотлевали угольки в горне, остывало, обугливалось раскаленное железо, не сверкала ни одна искорка, огонь припорашивало холодной золой.

Так было в лесу, а тем временем во дворце Зохака стоял пир горой. У юношей, доставленных из дремучего леса, поочередно разбивали череп и потчевали мозгами Бивра и Бура.

Свежие были мозги, трепещущие, кровавые. Довольны были оба чудища. Давненько не баловали их столь отменным лакомством. Охотникам за это полагалась надлежащая мзда, приспешники украшали себе грудь орденами. Вкус новых мозгов чрезвычайно понравился Бивру, и он заявил, что отныне у него должна быть только такая пища.

А Буру мозг сына Фрейдуна показался до того питательным, что он категорически заявил: жить он сможет, лишь поглощая такие лакомые куски, добытые у трудового люда.

На следующий же день отряд охотников за мозгами снова отправился в тот самый лес и остановился у кузницы Фрейдуна.

Разговор был короток: у несчастного старика отобрали и второго сына, повалили на землю, заковали в цепи. Порыскав тут и там, захватили двадцать юношей и под плач и причитания поспешно ускакали, увезли их…

Увезти-то увезли, но что после себя в лесу оставили, немудрено догадаться. Вопли и проклятия, опустевшие дома, разгромленные мастерские…

Старый Фрейдун с разбитым сердцем горько зарыдал, но когда мастеровые, лишившиеся своих сыновей, обступили его и спросили совета, он так сказал:

- Мои бедные братья, мы с вами думали, что только мы властны над нашими детьми и над нашим заработком. Но вот лютый деспот и его телохранители-вишапы отняли у нас сыновей, опустошили наши очаги, обездолили матерей, посеяли слезы и горе. Но как знать, насытятся ли они этими жертвами или пожалуют еще и завтра, заберут наших сыновей всех до единого, раскроят им черепа, чтобы набить свою утробу мозгами?

Кто мог знать? Но вдруг все загорелись мимолетной надеждой, а что если вишапам и этого достаточно, что если к ним вернется свобода и больше не будет жертв?

Что за наивность! Имели ли они хоть какое-то представление об утробах Бивра и Бура?

8

Старику Фрейдуну на третий день пришлось расстаться и с третьим сыном.

Юношу безжалостно повалили на землю, связали и увезли.

Кузнец хотел было запротестовать - раскричался-расшумелся, но ответом ему был удаляющийся хохот похитителей.

Хохот, ругань, свист бича - и посыльные вишапов под вопли и проклятия забрали юношей и увезли.

На следующий день пришел черед четвертого сына. Отчаявшийся Фрейдун разрыдался, попытался упросить вишаповых прислужников, воззвать к их милосердию… но они избили его до полусмерти и увезли и пятого сына, и шестого…

Фрейдун понял, что не дождаться ему милосердия, что не уймется прожорливая утроба Бивра и Бура. Обезлюдел лес - жители либо становились жертвами вишапов. либо бежали-скрывались. Мастерские опустели, смолкли песни, замерли молоты на наковальнях, погас огонь в горнах.

Людское горе снова зачало Великое Страдание, породившее то грозное детище, которому предстояло нанести мощный удар и низвергнуть трон деспотии.

Вспыхивающие в стране искры неожиданно стя-нулись друг к другу, слились воедино в пламя и угрожающе поднялись над лесом.

Людское горе высушило слезы старого Фрейдуна, и в глазах у него запрыгали искорки. В кузнице снова зажегся горн, старый мастер повязал кожаный перед-пик, взял в руки молот и запел грозную песню.

Среди ночи встрепенулся, пробудился лес от его громовых призывов.

- Вставайте! Поднимайтесь, мастеровые люди! - крикнул он изо всей силы. - Поднимайтесь, мученики, пробил час - либо погибнем, либо снесем трон деспота.

Сказал так старый мастер, сорвал с себя передник, привязал его к древку, как знамя, в другую руку взял молот и двинулся вперед.

Из конца в конец, от моря до моря пронесся великий клич войны, трудящийся люд выбрался из укрытий, сплотился под кожаным передником-знаменем - возник большой грозный отряд, и при первом же натиске он разгромил палачей, ставленников вишапов, всех до единого и направился дальше.

Отряд трудовых людей, разбивший позорные цепи рабства, разрастался, тысячекратно пополнялся…

То был настоящий бешеный поток, он хлынул со всех сторон, разгромил все преграды, разбил, уничтожил все оковы и ринулся дальше семимильными шагами, а врезавшись в кровавую грудь деспотии, завыл, точно буря, и, разрастаясь, понесся снежной лавиной.

Кожаный передник, рея знаменем, обошел всю страну из конца в конец. Под ним собирались все труженики, все угнетенные-замученные…

И была в них сверхъестественная неотразимая сила, которой бывает, наделен любой народ, преисполненный духом свободы.

Пал Зохак, пошатнулся позорный трон деспотии и сгинул навсегда. Пали Бивр и Бур, и в восходящих лучах света Иран вновь воспрял, ожил, вновь зазвучала песнь свободы.

Песнь, которую веками поют, и будут петь, которая живет и будет жить в веках.

9

Однако сказка еще сказывается. Фрейдун, как гласит легенда, превратив кожаный передник в яка, возглавил большую армию и очистил страну от разбойников и поработителей, настиг Зохака с вишапами, погнал их к горе Демавенд.

Здесь он заковал цепями чудищ и замуровал их в глубокой пещере.

Зохак и вишапы, гласит легенда, разъярились, стали сотрясать гору, хотели выбраться оттуда и снова бесчинствовать в Иране, но торчащее у входа в пещеру древко с кожаным передником и один только вид кузнеца Фрейдуна их утихомирил, пока однажды они не были схвачены и брошены в яму с кипящей серой и навсегда исчезли с лица земли…

Кожаный передник отделали драгоценными камнями и, как священное знамя, поместили в музей, завещали его грядущим потомкам.