Играй моя гармошка, звучи моя гитара.
Я по тебе, мой дворик, заскучала.
Песня.

Мое первое впечатление о жизни – яркое солнце, свежий теплый запах, идущий от талой земли, прозрачный воздух и чистое небо. Это я, совсем маленькая, стою на проталинке, на горочке возле огорода, в нашем дворике на улице Розы Люксембург.
Это был замечательный дворик. Он был огорожен с двух сторон довоенными одноэтажными бревенчатыми домами. В каждом доме жило по шесть, а то и восемь семей. Все окна были со ставнями. Дома соединялись под прямым углом. Это был перекресток улиц Розы Люксембург и Клары Цеткин. На углу домов стояла колонка, откуда мама брала воду. С другой стороны дворик обрамляли старые сараи, за которыми виднелся сад, малинник. Там жил богатый человек, актер Владимир Дедюшко. У него были две машины, по тем временам – большая роскошь. С последней стороны дворика был огород: штук десять грядок, на которых жильцы квартир растили салат, лук, морковь, укроп на зелень. Деревья во дворе были огромные, а посередине стоял деревянный стол с лавочками, вокруг которого росли шикарные кусты белых роз.
У меня была подружка Людка. Она была на год меня младше и жила в том же доме, что и я, только у нас было первое крыльцо, а у нее – второе. Во дворе жила собака-дворняга и, конечно же, коты. На чердаке одного из домов жили голуби. Их там разводил молодой парень, чей-то сын, а по моим тогдашним понятиям – какой-то большой дядя.
Мое второе яркое впечатление о жизни - это когда мама завязывала мне на голову мягкую пуховую шапочку и отправляла гулять во двор. Я стояла на кухне: сзади было окно с белой ситцевой занавеской, с одной стороны – плита, пристроенная к печке. На ней мама варила еду и кипятила белье. С другой стороны на стене, где на крючке висели пальто, был прибит рукомойник. Помню: дети большие, как мне тогда казалось, играли в скакалку во дворе. Одна девочка вертела по земле скакалку вокруг себя, а остальные – прыгали через нее. Я подошла ближе, и меня больно ударил конец скакалки, я заплакала…
Мама в печке варила очень вкусный пахучий куриный суп и картофельную бабку с корочками. Я их очень любила. В комнате, в углу, стояла печка, побеленная мелом. Мама топила ее дровами и брикетом, которые приносила из сарая. В комнате было три окна, стояли три кровати вдоль стен, кушетка возле окна, небольшой одностворчатый шкаф с зеркалом, на стене висело радио. Посередине комнаты стоял стол.
Нас было пятеро: мама, папа, я и мои брат с сестрой. Я была младшей в семье. Брат был старше меня всего лишь на год. Я его очень любила. Он везде водил меня за руку, хотя очень стеснялся этого. Но так наказывала ему мама. А он был очень послушный. На кровати мы спали с ним «вальтом», рядом – мама. Вместе мы переболели всеми детскими болезнями: корью, свинкой. Я помню, как мама занавешивала окна одеялами, чтобы было темно.
Мой брат был очень смышленый. В пять лет он научился читать по азбуке, писал слова мелом по деревянному полу, прочитывал их и хвастался передо мной. Я быстро переняла у него это умение. «А ты думаешь, я так не сумею?», – говорила я и тоже прочитывала слова по складам. Мама улыбалась и хвалила нас. Игрушек у нас с братом было очень мало. Я помню только матерчатую куклу с пластмассовой головой, деревянного коня-качалку, кубики, мяч, юлу. Брат рано научился мастерить. Он смастерил себе в сарае деревянный пистолет, рогатку. А потом, когда на улице возле наших домов положили асфальт, он смастерил самокат с подшипниками вместо колес. Какая радость и наслаждение было кататься на нем с горки от дома Дедюшки по улице Клары Цеткин до колонки или вокруг клуба тонкосуконного комбината, который был расположен напротив нашего дома через дорогу.
Улица Розы Люксембург была неширокой, метров восемь, но ровной. По ней ходили грузовые машины. Эта улица шла к немецкому кладбищу. Дальше был Грушевский поселок, где, как говорили тогда, жило много бандитов, и мы дети страшно боялись их. Улица Клары Цеткин была узенькой. От нашего дома она шла под горку, а потом спускалась вниз. Вдоль этих улиц сплошь стояли деревянные дома, расцветали сады, зеленели огороды. Вокруг росло много старых тополей, кленов, акаций. Все утопало в зелени. Это был Райский уголок моего детства. Мне и сейчас снятся во сне те места, по которым я тогда ходила.
Когда мне уже было лет девять, соседи за стеной купили телевизор. Им оказался ящик с экраном не более десяти квадратных сантиметров. И мы дети всего двора ходили посмотреть на него в маленькую, почти как этот телевизор, комнатку наших соседей, где они жили вчетвером.
Я помню, насколько дружелюбны были люди в то послевоенное время. Все жили во дворе как одна семья.
Через дорогу стоял дом, в котором жил поп с попадьей. В подвале их дома жила старая-престарая бабушка. Она продавала жареные семечки. И мы, дети, бегали к ней покупать их. Однажды мама втайне от папы решила перекрестить всех троих своих детей. Договорилась с батюшкой. И мы пошли в церковь на военное кладбище. Сам батюшка был нашим крестным отцом. Он дал нам съесть маленькие ладанки. Вечером, когда батюшка шел домой, он встретил моего брата на улице и дал ему три рубля на угощение. В тот же день мы ели большой сладкий арбуз. Тогда мы не носили свои крестики, но мама сберегла их. И вот теперь я ношу его.
В нашем дворе росли старые клены, акации. На деревьях были прибиты скворечники. Осенью двор покрывался желтым ковром. А носики с акаций мы клеили себе на носы. Зимой выпадал такой снег, что сугробы вдоль расчищенных дорожек были выше нашего роста. Я очень любила наш двор, где расцветали палисадники с георгинами, садовыми ромашками. На одном из деревьев висели качели – две толстых веревки с перекладиной, на которой мы, дети, взмывали к небу. За сараями были грядки, где наши родители выращивали всякую зелень. Летом мы ставили между грядками ванночки с водой, а когда вода нагревалась, плескались в них с большим удовольствием. А еще мы ходили с мамой загорать на еврейское кладбище. Оно было огорожено полуразвалившимся забором из кирпича в шашечку. Кладбище было все заросшее. Кузнечики стрекотали на нем во все голоса.
Вот наступил день двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года, когда объявили, что в космос полетел космонавт Юрий Гагарин. Я помню, как мы все смотрели в небо, надеясь увидеть в нем космический корабль. Кому-то якобы удавалось увидеть в небе движущуюся точку – предполагаемый корабль.
В какое интересное время проходило мое детство! А сколько раз мы, дети, бегали смотреть кино в кинозал тонкосуконного комбината – не счесть. Билет стоил десять копеек. Сколько фильмов мы пересмотрели: комедий, трагедий советских, зарубежных, особенно французских. Мне особенно запомнились «Гусарская баллада», «Фантомас», «Граф Монте-Кристо», «Молодая гвардия», «Полосатый рейс».
Конечно, питались мы неважно. Жареная картошка со шкварками, борщ, почти никакого мяса. Конфеты – на Новый год на елке. Но насколько ясной светлой радостной и дружелюбной была наша жизнь! И все это благодаря большой духовности, которая тогда царила в людях. Я благодарна судьбе, что мое детство прошло в такое время.